с того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий.
В очередной раз я залезла в шкаф и только сейчас заметила хаос своих старых носков и колготок на нижней полке. Носки и колготы, которые я не носила по меньшей мере год. Старые, истёртые, грязные, до сих пор вонючие моими ногами носки, которые никто и никогда уже не оденет, лежат здесь в том же виде, в каком я кинула их в последний раз. Никто не выбросил их и даже не сдвинул. Интересно, сколько ещё они здесь пролежат, пока кто-нибудь из двоих моих родителей не переступит через себя с комом в горле, отправляя их в мусорку. О ужас. Это похоже на чью-то смерть. Кто-то умер, и родственники пока еще не решаются избавиться от вещей, хранящих дух, иллюзию присутствия усопшего. Он, вроде бы, еще рядом, и эта идея сдерживает волну горести и сожалений, но на самом деле, он ушёл далеко и вернётся вряд ли. А если и вернётся, то уже совершенно другим человеком.
Кто-то умер у нас дома, и это не я, это умерла надежда на то, что мы вместе. Как ни прискорбно, выяснилось, что мы три отдельных человека. Разных человека. Каждый со своей собственной судьбой, на которую, при всём желании и даже усилиях, практически невозможно повлиять. Нас разделили считанные пять десятков километров, но мы оказались на разных концах света. И от конца А до конца Б на всём пространстве простирается наша непрерывная боль.
Вина, бесконечное чувство во всём моей вины.
Кто-то умер у нас дома, и это не я, это умерла надежда на то, что мы вместе. Как ни прискорбно, выяснилось, что мы три отдельных человека. Разных человека. Каждый со своей собственной судьбой, на которую, при всём желании и даже усилиях, практически невозможно повлиять. Нас разделили считанные пять десятков километров, но мы оказались на разных концах света. И от конца А до конца Б на всём пространстве простирается наша непрерывная боль.
Вина, бесконечное чувство во всём моей вины.